По частоте встречаемости улиц, поселков, городов, предприятий и вузов, названных именем этого грузинского дворянина со скромным состоянием, родившегося в селе Гореша Кутаисской губернии 24 октября 1886 года, могут сравниться разве что объекты, названные именами Фрунзе, Кирова и Калинина.
Что же такого совершил Орджоникидзе, имевший помимо прозвища имя и отчество - Григорий Константинович, чтобы стать самым узнаваемым на вывесках грузином не только в истории ХХ века, но и вообще (названия с фамилией Сталина исчезли 55 лет назад, осенью 1961-го, а имя самого приметного уроженца Грузии позапрошлого столетия, князя Петра Ивановича Багратиона, встречается в нашей повседневности не так уж и часто)?
Дворянин с фельдшерским дипломом
Григорий Константинович Орджоникидзе родился 24 октября (12 октября старого стиля) 1886 года в горном грузинском селе Гореши. Тогда, в позапрошлом веке, то были земли Кутаисской губернии, сегодня это север Грузии, примерно посередине между непризнанными республиками Абхазия и Южная Осетия.
По законам Российской империи будущий член правительства СССР мог считаться потомственным дворянином. Однако его отец, Константин — или на местном наречии Котэ — Орджоникидзе был настолько небогат, вернее сказать, даже беден, что лично сеял кукурузу, а зимой уезжал работать погонщиком быков в расположенный неподалеку городок Чиатура, где работал знаменитый на всю Российскую империю марганцевый рудник.
Мать Григория Орджоникидзе умерла всего через полтора месяца после рождения мальчика. Отец ушел из жизни, когда ребенку было всего 12. Несомненно, это сказалось на характере будущего наркома тяжелой промышленности. Впрочем, родственники не оставили сироту и сумели дать ему неплохое по меркам той эпохи образование.
Наш герой окончил начальное школьное училище в поселке Харагули (тогда он не мог подозревать, что в Советской Грузии с 1949 по 1989 год этот поселок будет называться в его честь, Орджоникидзе), а затем начал учиться в фельдшерской школе в Тифлисе, как тогда именовался город Тбилиси.
Личный друг Ленина и Сталина
Первый арест Орджоникидзе пережил в 18 лет — в 1904 году его уличили в хранении запрещенных книг и газет. По окончании фельдшерской школы юный бунтарь отправился работать в Абхазию, но думал уже не о профессии, а о революции. Спустя несколько месяцев, в декабре 1905 года его арестовывают по подозрению в причастности к хранению уже не запрещенной литературы, а нелегального оружия. В стране в те дни, напомню, вовсю бушует революция. Даже в Москве гремят баррикадные бои, по всему Закавказью стреляют.
Согласно законам Российской империи Григорий Орджоникидзе ещё несовершеннолетний, его выпускают из тюрьмы под залог, и… юноша уже навсегда становится революционером-подпольщиком с партийным псевдонимом-прозвищем Серго.
Раздобыв при помощи товарищей фальшивый паспорт, он едет в Баку, работает медиком на нефтяных промыслах и продолжает нелегальную политическую деятельность. Именно там и тогда Григорий познакомится и подружится со Сталиным — правда, его новый друг тогда ещё не знал, что станет носить это имя и сделает его известным всему миру…
Тучи сгущаются
В 1934 году был убит Киров. Хотя убийство совершил одиночка, мстивший хозяину Ленинграда за сломанную карьеру (как он считал), это стало удобным предлогом для разворачивания репрессий. Если ранее политических противников Сталина лишали всех значимых постов и исключали из партии или в худшем случае на несколько лет отправляли в лагерь или ссылку, то теперь их стали расстреливать.
Орджоникидзе неожиданно оказался между двух огней. С одной стороны, будучи наркомом стратегически важного направления, он должен был брать под защиту своих специалистов, поскольку партия требовала от него ударных темпов роста промышленности, которые невозможно было обеспечить без наличия определённого числа специалистов. С другой стороны, в атмосфере всеобщего психоза и поиска вредителей и шпионов под кроватью такого рода покровительство и мягкость вызвали бы подозрение.
Ситуация складывалась сложная: отдашь на расправу слишком много спецов — завалишь план, огорчишь партию и Сталина, чего доброго, сам будешь заподозрен во вредительстве.
Таинственная гибель
К концу 1936 года Орджоникидзе получил два серьёзных удара, которые свидетельствовали о том, что ситуация перерастала в критическую. В сентябре 1936 года был арестован его первый заместитель Георгий Пятаков. Поначалу Орджоникидзе пытался его защищать, но, оценив ситуацию, понял, что его не спасти, и присоединился к хору обличавших подлого двурушника и троцкистского фашиста. В наркомате тяжёлой промышленности начались аресты, около 40 крупных специалистов были арестованы и исключены из партии.
Через месяц после ареста Пятакова, аккурат в день 50-летнего юбилея Орджоникидзе, был арестован его старший брат Папулия, некогда рекомендовавший юного Серго в партию. Орджоникидзе пытался ознакомиться с делом и встретиться с братом, но руководивший тогда Грузией Берия не дал этого сделать.
В феврале 1937 года должен был открыться новый Пленум ЦК, на котором непосредственно Орджоникидзе должен был выступить с докладом по теме "вредительства, диверсии и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов" в наркомате тяжёлой промышленности. Учитывая обстоятельства, которые предшествовали докладу, это было непростой задачей, от которой могло зависеть не только благополучие Орджоникидзе, но и его жизнь.
Однако выступить с докладом ему так и не довелось. 18 февраля 1937 года, за пять дней до открытия пленума, Орджоникидзе умер. Смерть его была загадочной, официально объявили, что нарком умер от сердечного приступа, однако все выжившие родственники Серго и друзья его семьи после смерти Сталина в один голос уверяли, что он выстрелил себе в сердце.
Правдоподобными в равной степени выглядят обе версии. У наркома действительно могло отказать сердце, в последний год он жил в колоссальном напряжении, а обрушившиеся на наркомат репрессии и необходимость выступления с ответственным докладом, который мог решить его судьбу, окончательно добили его. Снаряды уже рвались рядом, и ему было из-за чего переживать.
По этой же причине он вполне мог покончить с собой. Он хорошо понимал логику государственного репрессивного механизма и вполне мог ожидать того, что после пленума пришли бы и за ним, что бы он там в своём докладе ни говорил.
Хотя Орджоникидзе похоронили в Кремлёвской стене, существует немало косвенных свидетельств того, что ситуация для него была очень сложной и 1937–1939 годы он бы вряд ли пережил.